Новости
Хочу и дальше осваивать что-то новое
85 лет Областной – пора и познакомиться
Самый молодой из докторов медицинских наук и профессоров, работающих в Новосибирской областной больнице. Один из признанных лидеров эндохирургии в России. Специалист, для которого не существует слова «невозможно». Руководитель эндоскопического отделения ГНОКБ Евгений Александрович Дробязгин убеждён, что для врача искусство общения с пациентом так же важно, как владение скальпелем.
- Можно ли сказать, что ваш выбор профессии был предопределён с детства, учитывая, что Вы из врачебной семьи?
- В значительной мере так и было. В школе гуманитарные науки давались мне легче, чем точные. И когда встал вопрос, куда двигаться по окончании десятого класса, все в нашей семье прекрасно понимали, что из двух главных гуманитарных профессий педагогика - однозначно не моё. В моём дневнике всегда за прилежание была оценка 5, а за поведение - 2. Оставалась медицина.
Но для меня это было не вынужденное решение, а вполне осознанное. Если честно, я мечтал стать врачом с раннего детства. Рос хилым и болезненным ребёнком, много времени проводил, сидя дома и рассматривая картинки в медицинской энциклопедии. Мне очень нравились взрослые художественные фильмы про врачей, там было много доброты и романтики.
В итоге в 1994 году я поступил в Новосибирский медицинский институт, который с отличием окончил в 2000 году.
- К этому моменту вы уже понимали, какая именно врачебная специальность – ваша?
- Конечно. Чётко знал, что хочу быть хирургом. Другие варианты не рассматривались в принципе. Не хочу обидеть коллег-терапевтов, но мой склад характера и темперамент не позволяют сидеть на месте. Мне необходимо какое-то постоянное действие, нужен «движ», причём, на высокой скорости.
И ещё: хирургия и эндоскопия мне нравятся тем, что результаты своей работы вижу очень быстро, практически в режиме онлайн. У терапевтов же результат нужно ждать долго.
- Зато работа хирурга - это гораздо более высокий уровень ответственности и психоэмоционального напряжения.
- Я был к этому готов изначально. На 3-м курсе института пришёл на сестринскую практику в Областную больницу, а с 4-го курса устроился на работу санитаром в отделение торакальной хирургии и начал сразу же приобщаться и к врачебной работе: оставался на дежурства с хирургами, учился оформлять истории болезни, ходил на обходы и в операционную. Опытные специалисты, которые мне «ставили руки», учили мыслить клинически, помогали освоить и такую важную часть врачебной деятельности, как общение с больными. Не секрет, что студентов-медиков коммуникациям почти не учат, а предмета «медицинская конфликтология» в программе подготовки врачей нет в принципе.
Кстати, такой путь - от санитара до врача, - на мой взгляд, оптимален для всех. Каждый будущий врач должен примерить на себя обязанности санитара и медсестры/медбрата. Это позволяет посмотреть на работу лечебного учреждения с другой стороны, чем если ты приходишь в больницу с дипломом врача весь такой из себя важный и «в белых перчатках».
А ещё, когда ты помогаешь малоподвижному пациенту умыться, подаёшь ему судно, перестилаешь постель, то начинаешь понимать, что чувствует человек, который из-за болезни находится в беспомощном состоянии. Хорошая прививка от равнодушия. Медицинский работник в норме не может не испытывать сочувствия к пациентам, это - важное условие нашей профессии.
- Выходит, вы стали частью команды Областной больницы, ещё будучи студентом?
- Да, так и получилось. С 1997-го года я здесь работаю, как санитар, с 1998-го - как медбрат, и с 2001-го года - как врач. Правда, чтобы меня взяли сюда с дипломом врача, пришлось выполнить одно условие, которое поставил заведующий отделением торакальной хирургии Юрий Владимирович Чикинёв - освоить интервенционную эндоскопию. В то время эндоскопия практиковалась здесь только как метод диагностики, но для хирургического лечения ещё не использовалась.
- Что вы испытали в этот момент? Стремился к «большой» хирургии, а тут предлагают какую-то эндоскопию проводить…
- На самом деле ощущения классные, потому что мне это было интересно. Я согласился, не раздумывая.
Начинал с бронхоскопии, затем освоил эзофагогастроскопию. Съездил в Москву на стажировку. Увидел в Научном центре хирургии имени Петровского, какие огромные возможности на самом деле у этого раздела малотравматичной хирургии. В итоге первых пациентов со стенозами трахеи мы прооперировали в 2003 году. Наш первый пациент с раком пищевода, которому мы убрали опухоль и поставили стент, был в 2004 году.
В настоящее время в ГНОКБ представлены уже все разделы интервенционной эндоскопии от операций на гортани и трахее до толстой кишки. Несколько тысяч пациентов в год избегают больших операций благодаря тому, что есть эндоскопические технологии. Кстати, то, что было в 2001 году и то, что мы имеем сейчас - абсолютно разные уровни эндоскопии по оборудованию и расходным материалам, по тем вмешательствам, которые мы выполняем, и конечно по результатам. Сегодня мы эндоскопически проводим такие операции, о которых я даже мечтать не мог. Например, лечим пациентов с дивертикулом Ценкера - жизнеугрожающим заболеванием пищевода. Открытая операция при этой патологии очень травматична, а выполненная с помощью гибкого эндоскопа практически безболезненная.
Во всех случаях, когда это возможно, пациенты с ахалазией пищевода оперируются также эндоскопически. Мы отказались от баллонной дилатации, которой занимались очень долгое время, практически отказались от экстирпации пищевода даже у пациентов с IV стадией заболевания. Стараемся сохранить орган и улучшить качество жизни пациента. Ну а пациенты с ранними раками пищевода, желудка, толстой кишки идут на эндоскопическое вмешательство в 100 процентах случаев.
Вообще, если иметь в клинике хорошую лабораторную службу, современные видеоэндоскопы и желание развиваться, чтобы помогать пациентам, то в принципе пределов совершенства нет. Вопрос в твоём желании: готов ты развиваться как специалист и двигаться вперёд независимо от трудностей, которые могут быть на пути? И у меня, и у моих коллег по отделению такое желание есть. На сегодняшний день отделение, которым я руковожу, в десятке лучших по стране.
- Пожалуйста, поделитесь своими мечтами.
- Хочу и дальше осваивать что-то новое. Кто-то из известных хирургов несколько лет назад сказал: «Если в руках эндоскопистов появится инструмент, с помощью которого можно не только что-то удалить, но и зашить операционную рану из просвета желудка или пищевода, они заберут у нас ещё значительную часть пациентов». И такое оборудование в России уже появилось. Надеюсь, наша больница его тоже вскоре получит.
- Но это же сложнее, чем рассечь грудину или разрезать живот и так оперировать.
- Нельзя сказать, что «большие» хирурги ищут простых путей. Рассечь грудину виртуозно и сшить её виртуозно - задача не из лёгких. Открытые операции и безразрезные, выполненные с помощью гибкого эндоскопа - это просто-напросто разные грани хирургии, одинаково важные.
Самый молодой из докторов медицинских наук и профессоров, работающих в Новосибирской областной больнице. Один из признанных лидеров эндохирургии в России. Специалист, для которого не существует слова «невозможно». Руководитель эндоскопического отделения ГНОКБ Евгений Александрович Дробязгин убеждён, что для врача искусство общения с пациентом так же важно, как владение скальпелем.
- Можно ли сказать, что ваш выбор профессии был предопределён с детства, учитывая, что Вы из врачебной семьи?
- В значительной мере так и было. В школе гуманитарные науки давались мне легче, чем точные. И когда встал вопрос, куда двигаться по окончании десятого класса, все в нашей семье прекрасно понимали, что из двух главных гуманитарных профессий педагогика - однозначно не моё. В моём дневнике всегда за прилежание была оценка 5, а за поведение - 2. Оставалась медицина.
Но для меня это было не вынужденное решение, а вполне осознанное. Если честно, я мечтал стать врачом с раннего детства. Рос хилым и болезненным ребёнком, много времени проводил, сидя дома и рассматривая картинки в медицинской энциклопедии. Мне очень нравились взрослые художественные фильмы про врачей, там было много доброты и романтики.
В итоге в 1994 году я поступил в Новосибирский медицинский институт, который с отличием окончил в 2000 году.
- К этому моменту вы уже понимали, какая именно врачебная специальность – ваша?
- Конечно. Чётко знал, что хочу быть хирургом. Другие варианты не рассматривались в принципе. Не хочу обидеть коллег-терапевтов, но мой склад характера и темперамент не позволяют сидеть на месте. Мне необходимо какое-то постоянное действие, нужен «движ», причём, на высокой скорости.
И ещё: хирургия и эндоскопия мне нравятся тем, что результаты своей работы вижу очень быстро, практически в режиме онлайн. У терапевтов же результат нужно ждать долго.
- Зато работа хирурга - это гораздо более высокий уровень ответственности и психоэмоционального напряжения.
- Я был к этому готов изначально. На 3-м курсе института пришёл на сестринскую практику в Областную больницу, а с 4-го курса устроился на работу санитаром в отделение торакальной хирургии и начал сразу же приобщаться и к врачебной работе: оставался на дежурства с хирургами, учился оформлять истории болезни, ходил на обходы и в операционную. Опытные специалисты, которые мне «ставили руки», учили мыслить клинически, помогали освоить и такую важную часть врачебной деятельности, как общение с больными. Не секрет, что студентов-медиков коммуникациям почти не учат, а предмета «медицинская конфликтология» в программе подготовки врачей нет в принципе.
Кстати, такой путь - от санитара до врача, - на мой взгляд, оптимален для всех. Каждый будущий врач должен примерить на себя обязанности санитара и медсестры/медбрата. Это позволяет посмотреть на работу лечебного учреждения с другой стороны, чем если ты приходишь в больницу с дипломом врача весь такой из себя важный и «в белых перчатках».
А ещё, когда ты помогаешь малоподвижному пациенту умыться, подаёшь ему судно, перестилаешь постель, то начинаешь понимать, что чувствует человек, который из-за болезни находится в беспомощном состоянии. Хорошая прививка от равнодушия. Медицинский работник в норме не может не испытывать сочувствия к пациентам, это - важное условие нашей профессии.
- Выходит, вы стали частью команды Областной больницы, ещё будучи студентом?
- Да, так и получилось. С 1997-го года я здесь работаю, как санитар, с 1998-го - как медбрат, и с 2001-го года - как врач. Правда, чтобы меня взяли сюда с дипломом врача, пришлось выполнить одно условие, которое поставил заведующий отделением торакальной хирургии Юрий Владимирович Чикинёв - освоить интервенционную эндоскопию. В то время эндоскопия практиковалась здесь только как метод диагностики, но для хирургического лечения ещё не использовалась.
- Что вы испытали в этот момент? Стремился к «большой» хирургии, а тут предлагают какую-то эндоскопию проводить…
- На самом деле ощущения классные, потому что мне это было интересно. Я согласился, не раздумывая.
Начинал с бронхоскопии, затем освоил эзофагогастроскопию. Съездил в Москву на стажировку. Увидел в Научном центре хирургии имени Петровского, какие огромные возможности на самом деле у этого раздела малотравматичной хирургии. В итоге первых пациентов со стенозами трахеи мы прооперировали в 2003 году. Наш первый пациент с раком пищевода, которому мы убрали опухоль и поставили стент, был в 2004 году.
В настоящее время в ГНОКБ представлены уже все разделы интервенционной эндоскопии от операций на гортани и трахее до толстой кишки. Несколько тысяч пациентов в год избегают больших операций благодаря тому, что есть эндоскопические технологии. Кстати, то, что было в 2001 году и то, что мы имеем сейчас - абсолютно разные уровни эндоскопии по оборудованию и расходным материалам, по тем вмешательствам, которые мы выполняем, и конечно по результатам. Сегодня мы эндоскопически проводим такие операции, о которых я даже мечтать не мог. Например, лечим пациентов с дивертикулом Ценкера - жизнеугрожающим заболеванием пищевода. Открытая операция при этой патологии очень травматична, а выполненная с помощью гибкого эндоскопа практически безболезненная.
Во всех случаях, когда это возможно, пациенты с ахалазией пищевода оперируются также эндоскопически. Мы отказались от баллонной дилатации, которой занимались очень долгое время, практически отказались от экстирпации пищевода даже у пациентов с IV стадией заболевания. Стараемся сохранить орган и улучшить качество жизни пациента. Ну а пациенты с ранними раками пищевода, желудка, толстой кишки идут на эндоскопическое вмешательство в 100 процентах случаев.
Вообще, если иметь в клинике хорошую лабораторную службу, современные видеоэндоскопы и желание развиваться, чтобы помогать пациентам, то в принципе пределов совершенства нет. Вопрос в твоём желании: готов ты развиваться как специалист и двигаться вперёд независимо от трудностей, которые могут быть на пути? И у меня, и у моих коллег по отделению такое желание есть. На сегодняшний день отделение, которым я руковожу, в десятке лучших по стране.
- Пожалуйста, поделитесь своими мечтами.
- Хочу и дальше осваивать что-то новое. Кто-то из известных хирургов несколько лет назад сказал: «Если в руках эндоскопистов появится инструмент, с помощью которого можно не только что-то удалить, но и зашить операционную рану из просвета желудка или пищевода, они заберут у нас ещё значительную часть пациентов». И такое оборудование в России уже появилось. Надеюсь, наша больница его тоже вскоре получит.
- Но это же сложнее, чем рассечь грудину или разрезать живот и так оперировать.
- Нельзя сказать, что «большие» хирурги ищут простых путей. Рассечь грудину виртуозно и сшить её виртуозно - задача не из лёгких. Открытые операции и безразрезные, выполненные с помощью гибкого эндоскопа - это просто-напросто разные грани хирургии, одинаково важные.
