Новости

Рубрика «85 лет Областной: пора и познакомиться»

Заведующий нейрохирургическим отделением Новосибирской областной больницы Александр Геннадьевич Бобылев в ответ на вопрос, почему из всех профессий он выбрал именно врачебную, признаётся: до сих пор сам себе не может этого объяснить. Ощущение, что надо связать жизнь с медициной, пришло к нему неожиданно - на втором году службы в армии.

- Вы после школы пошли не в студенты-медики, а в солдаты?

- Не совсем так. У меня был тернистый путь во врачи. После школы я сначала окончил автотранспортный техникум, затем ушёл в армию, и там вдруг понял, что хочу учиться в медицинском институте.

- Из автомехаников - в нейрохирурги?

- Именно так. Когда сдавал документы в приёмную комиссию мединститута, там тоже сильно удивились и спросили, не перепутал ли я чего-то.

Возможно, это желание лишь окончательно оформилось в армии, а зародилось давно, когда я носил отцу в больницу передачи и шёл мимо лабораторного корпуса НГМИ. Там в окнах стояли анатомические муляжи, которые я с большим интересом разглядывал. Отец лечился в отделении нейрохирургии Горбольницы N1. Наверное, это обстоятельство впоследствии сыграло роль в выборе мною хирургической специальности.

- А после мединститута не появлялось желание вновь сменить вектор своей жизни?

- Нет, ни разу.

- Нейрохирургия - один из самых высокорисковых разделов медицины.  Техники выполнения операций на головном и спинном мозге крайне сложные. Здесь максимальная степень напряжения. И вам всё это нравится?

- Очень нравится! Мне изначально было интересно знать, как устроена и как работает центральная нервная система, почему она «ломается» и каким образом лечится. Для меня всё это было овеяно ореолом таинственности, очень хотелось самому делать операции на головном мозге.  

Когда на четвёртом курсе набирали студентов в хирургические кружки, мои сокурсники записывались кто в урологию, кто в колопроктологию, кто в гинекологию. Когда преподаватель узнал о моих интересах, он направил меня к профессору Геннадию Ивановичу Окладникову - выдающемуся нейрохирургу. Я начал дежурить в Горбольнице N1 и навсегда связал свою жизнь с этой специальностью.

Когда я окончил институт, профессор Окладников сам за руку привёл меня в Областную больницу, представил главному врачу, дал мне хорошие рекомендации. Это было в 1995 году, почти тридцать лет назад.  

- Тридцать лет работать на одном месте сложно?

- Меня это не утомляет. Объясню почему. Во-первых, у меня очень  интересная специальность. Во-вторых, с 1995 года по сегодняшний день в нейрохирургии произошли такие значительные изменения, открылись такие возможности, о которых раньше мы могли только мечтать. Сейчас  нет, пожалуй, ни одной области головного мозга, куда бы нейрохирург не мог добраться. Это крайне важно, потому что любая зона мозга может быть подвержена тем или иным патологическим изменениям, будь это опухоль, кровоизлияние или сосудистая мальформация. Участки мозга и болезни, которые ещё недавно были недоступными и неоперабельными, сейчас уже таковыми не являются.

- Наверное, сначала появляются новые способы диагностики, а уже вслед за ними – хирургии?

- Действительно, раньше мы были весьма ограничены в методах исследования и, как следствие, в возможности точного определения характера и причины болезни. Сами методы диагностики заболеваний головного мозга были крайне травматичные. К примеру, пневмоэнцефалография, которую невозможно выполнять без анестезии.

Современная техника значительно упростила задачу нейрохирурга. Появилась нейро-навигационная аппаратура, которая позволяет с точностью до сотых долей миллиметра планировать операционный доступ и весь ход предстоящей операции. Сама операция также выполняется под контролем навигационной системы, что обеспечивает точность каждого движения руки хирурга в структурах мозга.  

- Когда вы начинали работать, нейрохирургия была исключительно «открытая», то есть вскрывали большой фрагмент черепа пациента. Сегодня оперируете, наверное, только через небольшие отверстия?

- Нейрохирургия и теперь преимущественно «открытая», потому что невозможно попасть внутрь черепной коробки, не открыв её. Другое дело, что благодаря навигационной системе мы в основном не делаем больших трепанаций, а выполняем менее травматичные доступы.  

Представление, будто нейрохирург спиливает полчерепа, а потом ставит его на место - лишь фантазия обывателя. Трепанация выполняется только в зоне интереса - там, где хирургу нужно работать, и не более того. Так было всегда.  

- Вам что больше интересно – оперировать на головном мозге или на спинном?

- Мне интересно и то, и другое. Поскольку наше отделение с недавнего времени работает как одна из структур регионального сосудистого центра, нужно было углубиться в хирургию сосудов главного мозга, в лечение  аневризм. Есть ещё группа молодых специалистов, которые вместе со мной погрузились в эту тему и делают большие успехи.

Вскоре планируем внедрить ещё одну новую методику - наложение экстра-интракраниальных анастомозов при тромбозе сонных артерий, ишемическом инсульте. Суть технологии заключается в том, что мы  создаём сообщение между артериями, расположенными вне черепной коробки, и внутричерепными артериями, тем самым возобновляем  кровоснабжение головного мозга. Непростая операция, она требует от хирурга усидчивости. Сейчас мы подбираем пациентов для того, чтобы начать делать экстра-интракраниальные анастомозы.

- Это снизит уровень летальности?

- Здесь более тонкая цель: оперативное вмешательство повысит шансы пациента на то, чтобы не стать инвалидом вследствие болезни. У него возобновятся жизненно-важные функции, которые могли быть или уже были утрачены в результате тромбоза артерий и кислородного голодания мозга.

Судя по докладам, которые мы слушаем на конференциях по нейрохирургии, результаты таких операций неплохие. О них докладывают наши коллеги из других российских регионов, уже давно и активно применяющие данный хирургический подход.  

- Ваше отделение - единственное в Новосибирской областной больнице из числа хирургических, где лечат и взрослых, и детей. Создаёт ли это  дополнительные сложности, или для нейрохирурга нет разницы, кого оперировать - большого или маленького, благо анатомия одинаковая, просто разные размеры?

- Разница есть. У детей патология другая, чаще всего врождённая: спинномозговые грыжи, гидроцефалии, внутрижелудочковые кровоизлияния. Такие патологии проявляются либо внутриутробно, либо в ближайшие месяцы после рождения. Вы не встретите взрослого человека со спинномозговой грыжей, потому что его прооперировали в детстве.

Каждый нейрохирург, работающий в нашем отделении, может выполнять операции и большим, и маленьким пациентам.

- Доктор, разрешите личный вопрос? Правда ли, что у хирургов есть какие-то приметы или предоперационные ритуалы, приносящие удачу, как у пилота перед вылетом или у спортсмена перед стартом?

- Помню, ещё в институте профессор Евгений Михайлович Благитко делился с нами своим наблюдением: если перед тобой пациент рыжий и худой, всё пойдёт не так. Конечно, в этом рассказе было больше шутки, чем правды, тем не менее, у многих врачей действительно есть свои хорошие и нехорошие приметы. И, конечно, все хирурги без исключения опасаются оперировать своих родственников или друзей, а также врачей: тут точно жди подвоха.

Что касается меня, я больше не в приметы верю, а в интуицию. После многих лет работы в профессии невольно прислушиваешься к своим чувствам. Точнее - к предчувствиям. Бывает такое отчётливое ощущение,  что не лежит рука оперировать вот этого больного. А чтобы, допустим, надевать операционные перчатки всегда с левой руки или всегда с правой – такой приметы у меня нет, да и у моих коллег я не замечал подобного.

- Что значит «не лежит рука»?

- Когда ты сомневаешься, оперировать ли пациента в принципе, потому что доводы в пользу хирургического вмешательства и против него - 50 на 50. Например, жалобы не совсем подходят к этой нозологии. Или данные исследований, по идее, должны сопровождаться другой симптоматикой, не такой, которую предъявляет больной. По моему опыту, с таким предчувствием лучше не спорить.

- А изображения святых в вашем кабинете чему помогают, от чего оберегают?  

- Иконы дарят пациенты. Они исключительно сувенирные, в том числе, вышитые своими руками. Это такая форма выражения благодарности, скорее всего, исходя из собственного отношения людей к религии. Если кто-то искренне считает, что успех лечения невозможен без божьей помощи, я этого не отрицаю: раз человеку так спокойнее, пусть верует.

- Один выдающийся кардиохирург рассказывал мне, что перед каждой сложной операцией обязательно заходит в больничную часовню.

- Открою вам маленький секрет: я тоже перед первой своей операцией на шейном отделе позвоночника ходил в больничную часовню. И перед первой операцией по поводу аневризмы сосудов головного мозга тоже ходил.

- Вам предстояли очень сложные операции?

- Если ты никогда прежде этого не делал, в первый раз всегда сложно. Сходил, чтобы успокоить самого себя. И действительно помогло.