«Не приемлю тщеславия»

Этот человек обладает редким талантом: он не просто гордится своими учениками, но и счастлив, когда они в чём-то превосходят своего учителя. Научить начинающего хирурга всему, что умеешь сам, и не чинить преград, если твой молодой коллега хочет уметь больше тебя - таково правило профессиональной жизни главного торакального хирурга Новосибирской области, заведующего кафедрой госпитальной и детской хирургии НГМУ доктора медицинских наук, профессора Юрия Владимировича Чикинёва.   

 Начнём с традиционного вопроса: Вы стали врачом, чтобы продолжить династию?

Нет, мои родители не были медиками. Интерес к медицине у меня появился, когда, будучи школьником и занимаясь баскетболом, я стал читать журнал «Физкультура и спорт». Там был раздел, «Доктор-Физ».

В одном из номеров появилась статья о враче, который разработал свою методику дыхания для снятия стресса. Мне эта тема понравилась так сильно, что я захотел иметь отношение и к спорту, и к медицине - то есть, стать спортивным врачом.

Если поначалу спортивная медицина казалась мне очень интересным занятием, то постепенно пришло осознание, что это занятие не для меня. Когда поступал в мединститут, я думал уже только о хирургии и ни о чём другом слышать не хотел.

 

 Сколько всего хирургических специальностей? Несколько десятков. Почему Вы выбрали именно торакальную хирургию?

 Это она меня выбрала. Можно сказать, меня настигла судьба в виде торакальной хирургии.

Вообще-то после окончания института я несколько лет занимался абдоминальной хирургией здесь, в Новосибирской областной больнице. Параллельно учился в аспирантуре, работал на кафедре мединститута. Как только защитил кандидатскую диссертацию, мне предложили стать заведующим торакальным отделением ГНОКБ.

Признаюсь, я удивился, потому что в общей хирургии был уже сложившимся специалистом, а вот опыта операций на лёгких у меня не было совсем. Однако руководство больницы поставило чёткую задачу - оперировать на лёгких будут опытные торакальные хирурги, а мне самому предстояло не только руководить отделением, но ещё и освоить хирургию пищевода, где как раз могли пригодиться мои навыки в абдоминальной хирургии.

Я поехал на учёбу в Москву, в Российский Научный центр хирургии имени Петровского. Целый месяц провёл там. С утра ходил в операционную, смотрел и учился. А по окончании рабочего дня шёл в читальный зал научной библиотеки и до темноты штудировал учебники, научные статьи, диссертации – всё, что касалось хирургии пищевода. В общей сложности привёз оттуда около ста законспектированных первоисточников.

 

 Вы себя заставляли или сразу увлеклись грудной хирургией?

 Не просто увлекся: у меня появилась идея продолжить свою научную работу именно в хирургии пищевода. Я даже начал фантазировать на тему докторской диссертации. В больнице и мединституте поддержали эту фантазию.

В общем, мы начали оперировать на пищеводе достаточно успешно, выполняли и сложные шунтирующие операции, и экстирпации. Причём, не просто внедряли стандартные методики, а модифицировали их. То есть у нас в отделении практика сразу пошла рука об руку с наукой.

 

В чём заключалась научная новизна ваших подходов к операциям на пищеводе?

Мы сосредоточились на профилактике осложнений, для чего предложили использовать специальные сорбционно-лимфотропные технологии. Наш подход оказался успешным и был принят сообществом торакальных хирургов страны. Свою теорию, подкреплённую успешной практикой, мы вместе с М.С.Любарским и Е.А.Дробязгиным оформили в виде монографии «Сорбционно-лимфотропные технологии в торакальной хирургии».

 

Правда ли, что пищеводная хирургия - один из наиболее сложных разделов медицины?

Правда. Хирургия пищевода исходно была очень травматичной: большая рана, большая кровопотеря, долгое болезненное заживление. По мере развития анестезиологии стало возможным внедрять малотравматичные хирургические методики. В хирургии вообще зависимость от возможностей анестезиологии очевидная: чем сложнее подход к оперативному вмешательству, тем лучше должно быть обезболивание и защита головного мозга пациента.  

 

 Вы - сторонник малоинвазивных операций?

 Конечно! Одно дело - оперировать на пищеводе через огромный разрез на груди, и другое - через маленький доступ в 2-3 сантиметра. Это осложняет работу хирурга, зато существенно уменьшает негативные последствия операции, в частности, риск инфекционных осложнений, болевой синдром у пациента.

В Областной больнице малоинвазивные технологии в торакальной хирургии, включая пищеводную, сегодня активно применяются. Всегда, когда это возможно, мы предлагаем пациенту операцию через малый доступ - лапароскопический или торакоскопический. В том числе, оперируем малотравматично пациентов со злокачественными опухолями пищевода.

А в отношении доброкачественных заболеваний пищевода стремительно прогрессирует другая новая технология - внутрипросветная эндохирургия. Внешне это выглядит как обычная диагностическая фиброгастроскопия, на самом же деле хирург оперирует с помощью гибкого гастроскопа, вообще не делая никаких разрезов на теле пациента. Высочайший уровень развития технологий!

Этим направлением у нас в больнице занимается мой бывший ученик, который уже стал доктором медицинских наук и профессором - Евгений Александрович Дробязгин. Считаю его выдающимся эндохирургом, он известен в стране. Я ему, шутя, говорю: «Женя, ты у меня отобрал некоторые красивые профессорские операции на пищеводе и сделал их ещё более красивыми».

 

 Вы воспитали учеников, которыми можно гордиться. Стимулировали их к освоению современных технологий, а теперь они в чём-то уже превосходят своего учителя. Есть обида, сожаление? Ведь Вы могли оставаться самым крупным специалистом в своей области хирургии, а теперь приходится делить славу с молодыми…

 Надо признать, такое явление в социуме вообще и в медицине, в частности, существует - соблазн человека, который чего-то достиг в своей профессии, пожизненно застолбить за собой статус звезды и не позволять никому встать с ним рядом.

К счастью, мне это не свойственно. Я не приемлю тщеславия. Никогда не считал, что какая-то операция должна быть операцией одного хирурга. В нашем отделении любую операцию всегда учились выполнять минимум два врача. Что касается меня самого, прекрасно понимаю, что ряд методик уже просто в силу возраста лучше даются молодым хирургам. Конечно, я эти методики осваиваю, чтобы не останавливаться в профессиональном развитии, но, если кто-то из ребят делает ту или иную операцию лучше, уступаю ему место у операционного стола. Это нормально.

Зависти и злости по отношению к чужой молодости у меня нет. К тому же мне повезло с учениками и коллегами, это все исключительно хорошие, интеллигентные, талантливые люди. Например, сейчас отделением торакальной хирургии ГНОКБ заведует ещё один мой ученик - Александр Владимирович Коробейников. Он тоже оперирует на пищеводе, прекрасный хирург, владеет всеми современными методиками и кое-что делает лучше меня.

 

 Юрий Владимирович, вы много лет возглавляете университетскую кафедру хирургии. Что для вас интереснее и важнее - готовить будущих врачей или самому оперировать?

 Очень сложно разделить. Я мечтал работать на кафедре, ещё когда сам был студентом. Мне нравится не столько сам процесс преподавания, сколько его цель - правильно обучать тех, кто завтра станет лечить людей. Это супер-ответственная миссия.

Мешает ли мне профессорская работа оставаться хирургом? Скорее нет, чем да. Я в этой больнице вырос, меня здесь хорошо знают как врача, мне доверяют коллеги. Поэтому наша кафедра, которая располагается здесь же, в Областной, не воспринимается как инородное тело. Не только я, а половина преподавателей кафедры - сотрудники Областной больницы, то есть не теоретики, а оперирующие специалисты. Последнее - принципиально важное условие для хорошей подготовки будущих врачей.  

 

С кем сложнее общаться - со студентами или с пациентами?

Разумеется, с пациентами. Люди, которые болеют, начинают вольно или невольно испытывать тревогу и страх. Наша задача - доступно рассказать им, что за беда с ними приключилась, успокоить, вызвать доверие.

К сожалению, в хирургии бывают осложнения, особенно когда мы имеем дело с тяжёлой или запущенной формой болезни. И в данном случае ты также должен не прятаться, а объяснить человеку и его родственникам, почему это произошло, и как мы будем лечить больного дальше. Причём, объяснять нужно с учётом возраста, образования, эмоционального статуса твоего собеседника, чтобы он наверняка всё понял.

 

А если ваш собеседник не сдерживает эмоции и обрушивается с гневом и руганью, вы терпите или отвечаете тем же?

 Ни в коем случае нельзя отвечать грубостью на грубость! Это один из наших профессиональных канонов. В то же время, если врач чувствует агрессию в отношении себя, он должен вести себя вежливо, но твёрдо. То есть не просто молча выслушивать обидные слова в свой адрес, а сразу дать понять, что в такой тональности разговор не может быть продолжен.

Вернуться к диалогу можно и нужно, когда все успокоятся.  

 

 Вы бы хотели стать главой врачебной династии?

С большой степенью вероятности это произойдёт. В один прекрасный момент моя дочь, ещё когда училась в школе, сказала мне: «Не  представляю своей жизни, если не поступлю в медицинский университет».

Я не стал ни отговаривать, ни уговаривать, воспринял её решение с уважением. Сейчас дочь учится на третьем курсе медуниверситета. Судя по тому, как старательно она это делает, врач из неё получится неплохой.