Новости

Два года назад в структуре Новосибирской областной больницы появилось новое отделение - детской онкологии и гематологии. Напомним, что долгое время областной Центр детской онкогематологии располагался на базе районной больницы в Краснообске, что существенно сдерживало возможности диагностики и лечения пациентов со столь серьёзными заболеваниями.
Зато теперь детские онкогематологи активно внедряют новые технологии и протоколы терапии, участвуют в научных исследованиях, осваивают ранее не практиковавшиеся здесь направления медицины. В частности, иммунологию. Неонатальный скрининг, который стартовал в нашей стране с 2023 года, включает, в том числе, тестирование всех новорождённых на наличие первичного иммунодефицита. Эта генетическая патология относится к числу редких, тем не менее, уже 10 маленьких пациентов с врождённым первичным иммунодефицитом получили помощь в отделении детской онкологии и гематологии Новосибирской областной больницы.
О достижениях и планах отделения мы говорим с его заведующей - Ксенией Владиславовной Гостевой.

- Заболеваемость раком крови среди детей растёт, или она стабильна?
- За то время, как открыто наше отделение в Областной больнице, здесь пролечено более 1200 пациентов. Из них 100 детей, которым впервые был поставлен диагноз, то есть выявлены заболевания крови, в том числе, злокачественные. Арифметика такая: в Новосибирской области выявляется пятьдесят новых случаев рака крови у детей и подростков в год.
Заболеваемость, к счастью, не растёт, примерно такой же она была и пять, и десять лет назад. Но, к несчастью, меняется её структура, причём, в неблагоприятную сторону. Во-первых, возраст пациентов с онкогематологическими заболеваниями снижается. Во-вторых, – и это самое тревожное – у детей мы сегодня диагностируем те болезни крови, которые традиционно всегда считались болезнями взрослых и пожилых людей. Например, стало больше детей с хроническим миелоидным лейкозом. Чаще стала диагностироваться аплазия кроветворения у маленьких пациентов.
- Известно, отчего это происходит?
- В настоящее время учёные собирают статистику и клинический материал, чтобы установить предпосылки таких перемен. Сначала следует выяснить их «географию»: необходимо понять, происходит ли изменение диагностической и возрастной картины повсеместно или только в отдельных регионах страны. Как только появится ответ на этот вопрос, можно будет углублённо искать причины происходящего.
В отношении аплазии кроветворения можно предположить, что это последствия коронавирусной инфекции. А вот о росте заболеваемости миелоидным лейкозом у детей строить догадки трудно, на поверхности никаких объяснений нет, требуется глубокое научное изучение данного феномена.

- Какие результаты работы отделения за два года Вы оцениваете положительно?
- За этот период мы выявили несколько случаев онкологических заболеваний, которые раньше не выявлялись у детей в нашем регионе. И поскольку каждый такой случай уникален, я расскажу о них.
У троих детей мы диагностировали нейробластому группы высокого риска.
Среди пациентов отделения есть один с CIC-саркомой, это тоже редкая форма опухоли. Ещё один абсолютно новый для нашего региона вариант рака, с которым пришлось иметь дело - опухоль из бластных плазмоцитоидных дендритических клеток. Это крайне редкий вариант гемобластоза, детей с данным диагнозом всего 10 на всю Россию. И вдруг такой ребёнок оказывается в нашем отделении, а мы знаем о существовании данной болезни крови только по учебникам, никогда не видели клиническую картину. Тем не менее, нам удалось очень быстро установить точный диагноз и быстро подобрать правильную схему терапии.
Вот такие у нас за два года были непростые клинические случаи. К счастью, 90% этих детей после лечения уже вышли в ремиссию.
Далее, с нынешнего года мы применяем технологию иммунотерапии моноклональными антителами в лечении лейкозов и нейробластомы. В настоящее время иммунотерапия становится золотым стандартом в онкогематологии, и можно только радоваться тому, что такая серьёзная, наукоёмкая технология теперь доступна в Новосибирске. Один из маленьких пациентов с нейробластомой группы высокого риска поступил к нам в тяжелейшем состоянии, очень долго был в реанимации, а сейчас уже завершает курс иммунотерапии, и мы очень надеемся на ремиссию.
Ещё один серьёзный шаг вперёд заключается в том, что наше отделение приглашено к участию в проведении клинических исследований по апробации протоколов терапии. Речь идёт либо о включении в них совершенно новых противоопухолевых препаратов, либо об изменении комбинаций и режимов применения уже известных препаратов. Само по себе приглашение клиники к участию в клинических исследованиях – это признание высокого уровня квалификации её специалистов. Клинические исследований фактически являются кропотливой научной работой, которая требует от врачей ежедневно собирать большой объём точной информации, честно заполнять большой массив документов и передавать их в головную организацию научного проекта. Но все усилия с нашей стороны оправданны. Благодаря участию отделения в апробации протоколов терапии наши пациенты имеют возможность получать самые «свежие» схемы лечения. За 2022-2023 годы мы стали участниками уже трёх российских и международных клинических исследований.

- Каким образом выстроены отношения с федеральными онкологическими клиниками, готовы ли они оказывать помощь регионам?
- Отношения сложились хорошие, мы очень плотно работаем с Центром детской онкологии и гематологии им. Дмитрия Рогачёва, с НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии им. Р.М.Горбачёвой, с НМИЦ имени Алмазова, Российской детской кинической больницей. Наше сотрудничество заключается и в совместной апробации новых протоколов лечения, и в том, что в любое время можем получить у коллег видеоконсультацию по ведению сложного пациента.
Наконец, мы направляем туда своих пациентов на трансплантацию стволовых клеток. Была ситуация, когда мы выбрали уже все годовые квоты на пересадку ГСК, но сумели договориться и федеральная клиника нашего ребёнка приняла, потому что очередного выделения квот он просто не дождался бы.

- Какие преимущества расположения такого отделения, как Ваше, в структуре многопрофильной больницы?
- Онкологические заболевания в принципе требуют мультидисциплинарного подхода, потому что у человека, образно говоря, «ломается» в организме буквально всё. Нет ни одной системы, ни одного органа, которые не страдали бы на фоне рака. И очень часто помощь врачей других специальностей бывает нужна нашим пациентам немедленно. В многопрофильной больнице эта задача решается очень быстро, за считанные минуты.

- Какие из инновационных технологий лечения рака крови у детей, применяемых в федеральных клиниках, по вашему мнению, могут и должны появиться в арсенале отделения в ближайшем будущем?
- Одна из таких топовых технологий у нас уже появилась, я о ней упомянула – это иммунотерапия.
О чём мечтаем? Конечно, о трансплантации стволовых клеток и о CAR-T терапии. Но, если реализация второго желания кажется нам объективно маловероятной, то цель создать условия для трансплантации ГСК вполне достижима. Для этого в отделении должны быть специальные боксированные палаты, и в проекте нового детского корпуса Областной больницы трансплантационный блок с боксированными палатами предусмотрен.
Правда, пока мы говорим только об аутотрансплантации стволовых клеток при со́лидных опухолях, этим методом мы можем овладеть за короткое время. Организовать аллотрансплантацию ГСК при опухолях системы крови сложнее, здесь многое зависит от того, насколько активно будет формироваться российский национальный регистр доноров стволовых клеток. Дело в том, что родственная пересадка бывает эффективна далеко не при всех болезнях крови, к тому же родственный донор, как правило, подходит для реципиента лишь на 50%, а при таких заболеваниях, как лейкоз или первичный иммунодефицит, совместимость донора и реципиента должна быть на 100%, не меньше. Вот почему мы так надеемся на полноценный федеральный регистр неродственных доноров ГСК.

- Ксения Владиславовна, что самое сложное в работе детского гематолога и онколога?
- Вы удивитесь моему ответу: отделять работу от личной жизни. Пациенты находятся рядом с нами много месяцев, нередко больше года, за это время мы не просто привыкаем к ним, а начинаем любить их так же, как любим собственных детей. Когда лечение завершается и ребятишкам пора возвращаться домой, бывает сложно отпускать их от себя, ведь ты проживаешь с каждым из них маленькую жизнь. Во всяком случае для меня самое сложное - прощаться и расставаться.
Разумеется, ещё тяжелее прощаться с теми, кому мы не смогли помочь. Это вообще невозможно передать словами…
Думаю, многие мои коллеги скажут, что самое трудное для врачей нашей специальности – общение с родителями больных детей. Ведь мамы и папы всегда, при любых диагнозах и состояниях надеются на то, что их ребёнка спасут и вылечат, даже если изначально понятно, что ситуация безнадёжная и ни в одной клинике мира нет возможности её исправить. К огромному сожалению, такие исходы случаются, как бы мы ни старались победить болезнь. Но скольким детям современная медицина подарила жизнь!

- Что помогает держаться?
- У нас в отделении развешены фотографии деток, которым мы помогли выздороветь, и это очень вдохновляет, даёт силы работать дальше.